Защита журналистов в международном гуманитарном праве
Идея, что журналисты требуют особого признания в той или иной форме в соответствии с правом вооруженных конфликтов была признана уже в одном из первых документов, регламентирующих поведение сторон, участвующих в вооруженном конфликте, – Кодексе Либера 1863 г., содержавшего подробные правила для применения в условиях гражданской войны между Севером и Югом, относящиеся ко всем аспектам сухопутной войны. Статья 50 Кодекса Либера предусматривает, что «гражданские лица, сопровождающие вооруженные силы для любых целей, такие как маркитанты, [1] редакторы или корреспонденты журналов, или поставщики, в случае их задержания могут быть объявлены военнопленными и содержаться под стражей как таковые». [2] Когда на мирной конференции в Гааге обсуждалось международное право вооруженных конфликтов, аналогичное положение в отношении журналистов было закреплено в статье 13 Гаагских положениях о законах и обычай сухопутной войны, содержащихся в приложении ко второй Гаагской конвенции 1899 года и подтверждено в приложении к четвертой Гаагской конвенции 1907 года. Статья 13 Положения предусматривает, что «Лица, сопровождающие армию, но не принадлежащие собственно к ее составу, как-то: газетные корреспонденты и репортеры» в случае захвата имеют права наравне с тем, что распространяется на военнопленных, при условии, что они обладают надлежащей аккредитацией – удостоверением «от военной власти той армии, которую они сопровождали». [3] Это положение было включено в статью 81 Женевской конвенция 1929 года об обращении с военнопленными. Такая практика получила название «прикомандированием», под этим подразумевается, что аккредитованные журналисты должны пользоваться определенными преимуществами, обусловленными их тесной связью с вооруженными силами.
Когда Женевские конвенции были обновлены после Второй мировой войны, положение о военных корреспондентах было решено оставить и расширить. Статья 4A Женевской конвенции III об обращении с военнопленными предусматривает, что:
Военнопленными, по смыслу настоящей Конвенции, являются попавшие во власть неприятеля…
- Лица, следующие за вооруженными силами, но не входящие в их состав непосредственно, как, например, гражданские лица, входящие в экипажи военных самолетов, военные корреспонденты, поставщики, личный состав рабочих команд или служб, на которых возложено бытовое обслуживание вооруженных сил, при условии, что они получили на это разрешение от тех вооруженных сил, которые они сопровождают, для чего эти последние должны выдать им удостоверение личности прилагаемого образца. [4]
Таким образом, с прикомандированными военными корреспондентами, попавшими в плен во время освещения международного конфликта, необходимо обращаться как с военнопленными – это положение усиливает защитные меры Гаагской конвенции 1907 г. и Женевской конвенции 1929 г.
Косвенно этот пункт … уточняет статус военных корреспондентов, находящихся под защитой статьи 4А п. 4 Третьей конвенции: они являются гражданскими лицами. В действительности, статья 50 [Протокола I] включает категории лиц, приведенные в определении гражданских лиц, данном в статье 4A п. 4 Третьей конвенции. [5]
Журналистам, находящимся в зонах боевых действий по собственному поручению, а не уполномоченные или аккредитованные подразделениями вооруженных сил, не предоставляется «дополнительная» особая защита в соответствии с конвенциями, так они не выделяются отдельно. Тем не менее, они относятся к категории «гражданское население». Соответственно, обеспечиваются всей полнотой защиты и правами, касающимися гуманного обращения с ними.
Когда пересматривалось право войны в 1970-е годы, были вновь подтверждены специальные меры по защите профессиональной деятельности журналистов в период вооруженного конфликта. Согласно статье 79 Дополнительного протокола I «журналисты, находящиеся в опасных профессиональных командировках в районах вооруженного конфликта, рассматриваются как гражданские лица в значении статьи 50, пункт 1». [6] Статья 50 п. 1 определяет гражданское население как «любое лицо, не принадлежащее ни к одной из категорий лиц, указанных в статье 4.а, п. 1, 2, 3 и 6 Третьей конвенции и в статье 43 настоящего Протокола. В случае сомнения относительно того, является ли какое-либо лицо гражданским лицом, оно считается гражданским лицом». [7] В сущности, любой, кто не классифицируется как комбатант в соответствии с Конвенцией III или Дополнительным протоколом I является гражданским лицом. Журналисты также пользуются гарантиями, изложенными в статье 75 Дополнительного протокола I, в которой устанавливается, что с любыми лицами, «находящимися во власти стороны, участвующей в конфликте, и не пользующимися более благоприятным обращением в соответствии с Конвенциями» обращаются гуманно, они защищаются от различных актов насилия и имеют право на беспристрастное судопроизводство в случае ареста. [8]
В соответствии с Дополнительным протоколом I, журналисты могут получить выдаваемое правительством удостоверение личности, подтверждающее его статус в качестве журналиста, в котором содержатся такие реквизиты как название СМИ, Ф.И.О. журналиста, его гражданство или место жительства. Тем не менее, наличие удостоверения не является необходимым условием для защиты журналиста как гражданского лица. Также как в статье 4A, в статье 79 Дополнительного протокола I не содержится определения термина «журналист»; однако, МККК, в комментарии к протоколам заявляет, что его следует понимать в соответствии с его «обычным значением», ссылаясь на определение данное в статье 2 п. а проекта Международной конвенции 1975 г. о защите журналистов в опасных командировках в зонах вооруженных конфликтов:
Термин «журналист» обозначает любого корреспондента, репортера, фотографа, и их кино-, радио- и телеоператоров, для которых осуществление указанной деятельности обычно является основной профессией. [9]
Новые правила или новый статус в статья 79 не устанавливается; в ней просто утверждается, что журналисты являются «гражданскими лицами» в соответствии с конвенциями и Дополнительным протоколом I и, таким образом, пользуются всеми мерами защиты, предоставляемыми гражданским лицам.
Журналисты утрачивают право на специальную защиту, если они принимают непосредственное участие в военных действиях до тех пор, пока они принимают непосредственное участие. Что под собой подразумевает непосредственное участие в боевых действиях, до настоящего времени обсуждалось неоднократно. Идея явно содержится в статье 51, п. 3 Дополнительного протокола I. Тем не менее, при обсуждении статьи 51 Дополнительного протокола I, делегаты Дипломатической конференции не смогли прийти к единому мнению на счет точного определения данного термина. Кроме того, МККК в Исследовании об обычном международном гуманитарном праве заявляется, что «точного определения термина «непосредственное участие в военных действиях» не существует».
За последние несколько лет предпринималось несколько попыток сформулировать параметры, характеризующие непосредственное участие. Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии рассматривал вопрос о непосредственном участие в деле Стругара; судебной камерой дается определение понятия непосредственное участие как «военное действие, которое по своему характеру или цели, вероятно, причинят фактический вред личному составу или снаряжению вооруженных сил противника» и приводит ряд примеров, обуславливающих непосредственное участие, в том числе:
ношение, использование или поднятие оружия, участие в военных или агрессивных актах, действиях, маневрах или операциях, вооруженных столкновениях или сражениях, участие в наступлении на неприятельские силы, снаряжение или оборудование, передача военной информации для немедленного использования воюющей стороной, транспортировка оружия в непосредственной близости от зоны военных действий, а также служба в качестве охранников, агентов разведки, дозорных или наблюдателей, действующих от имени вооруженных сил. [10]
Верховный суд Израиля в деле Общественного комитета против пыток в Израиле против правительства Израиля, известного как дело о «преднамеренных убийствах» также пытался разбираться, что следует признать непосредственным участием в военных действиях. В данном деле судом использовался функциональный подход, выделив определенные категорий лиц, которые следует рассматривать как принимающих непосредственное участие в военных действиях. К ним относятся: а) лица, собирающие разведданные о вооруженных силах; б) лица, задействованные в транспортировке незаконных комбатантов в или из зоны военных действий; в) лица, которые обслуживают оружие, используемое незаконными комбатантами, или контролируют их работу, или оказывают им услуги. Судом было признано, что гражданские лица, участвующие в транспортировке боеприпасов к месту военного действия, а также лица, добровольно выступающие в качестве живого щита, могут рассматриваться как принимающие непосредственное участие в военных действиях. Суд пояснил:
непосредственный характер участия не должен сужаться до лиц, совершающих только физический акт нападения, те, кто отдает им приказы также принимают «непосредственное участие». То же самое можно сказать о лицах, принимающих решение о действиях, и лицах, планирующих их. Нельзя сказать, что они принимают косвенное участие в военных действиях. [11]
Однако, далее суд исключает определенных лиц и действия из сферы непосредственного участия, в том числе: продажа продуктов питания и лекарств для незаконных комбатантов; обеспечение общего стратегического анализа, материально-технической и другой общей поддержки, в том числе денежной помощи; и ведение пропаганды.
Наконец, Международный комитет красного креста провел всестороннее, хотя достаточно противоречивое исследование о непосредственном участии. Согласно его Разъяснительному руководству непосредственное участие определяется следующим образом:
все лица, которые не являются членами вооруженных сил государства или организованных вооруженных группировок, относящихся к одной из сторон в конфликте, являются гражданскими лицами. По этой причине они пользуются защитой от прямых нападений за исключением случаев и до тех пор, пока они принимают непосредственное участие в военных действиях. [12]
В соответствии с Разъяснительным руководством, для того чтобы квалифицировать как непосредственное участие, конкретное действие должно соответствовать следующей совокупности критериев:
- действие, по всей видимости, направлено на подрыв военного потенциала одной из сторон вооруженного конфликта или, другими словами, на причинение смерти, ущерба или уничтожение людей или объектов, защищенных от непосредственного нападения (порог вреда);
- должна присутствовать прямая причинно-следственная связь между действием и ущербом, причиненного в результате этого действия, или от скоординированной военной операции, неотъемлемой частью которой это действие является (прямой причинной связи);
- действие должно быть специально предназначено для непосредственного причинения требуемого порога вреда в поддержку одной из сторон конфликта и в ущерб другим (военного отношения). [13]
Эти критерии призваны гарантировать, что лица, которые занимаются второстепенными или вспомогательными функциями, такими как администрирование или снабжение, не будут выбираться в качестве объектов нападений.
Что касается журналистов, непосредственное участие не включает в себя такие деяния как проведение интервью с гражданскими или военными лицами, получение неподвижных или движущихся изображений, создание аудио записей или любой другой задачи, характерной для обычной журналистской практики. Даже ведение пропагандистской работы со стороны журналиста не составляет непосредственного участия. Действительно, МТБЮ, отмечая это в своем заключительном докладе о воздушных ударах НАТО, заявил, что «является ли СМИ законным объектом нападений – спорный вопрос. Если СМИ используется для разжигания насилия, как в Руанде, оно является правомерной мишенью. Если оно просто ведет пропаганду, обеспечивая поддержку военных усилий, оно не является правомерной мишенью». [14]
В соответствии с международным гуманитарным правом в международных вооруженных конфликтах содержание защиты военных корреспондентов и журналистов может меняться. Военные корреспонденты, аккредитованных при военных частях, получают право на обращение как с военнопленным. Таким образом, если они будут захвачены в плен во время военных действия, они получают основные права, включая право гуманного обращения, защита от актов насилия, включая пытки, медицинские и научные эксперименты, оскорбления и публичного унижения; право на доступ к медицинскому обслуживанию, минимальные стандарты в отношении условий содержания, право общения со своими семьями, право на получение помощи от таких организаций как Красный Крест, и право на основные гарантии правосудия, если будут преданы суду. Право на обращение как с военнопленным, осуществляются без ущерба для их основного статуса гражданского населения.
На «независимых» журналистов распространяется все меры защиты, предусмотренные для гражданских лиц. Как гражданское население, они должны быть защищены от враждебных действий, направленных против них, и не должны подвергаться ни нападению, ни захвату, при условии, что они не принимают активного участия в военных действиях. Существует ряд защитных мер аналогичны, содержащимся в Конвенции об обращении с военнопленными, если они будут интернированы в связи с вооруженным конфликтом. Профессиональное оборудование журналистов, также считается гражданскими имуществом, и поэтому не может являться объектом нападения. И независимые журналисты как гражданские лица, и военные корреспонденты – прикомандированные журналисты, признанные военнопленными, в настоящее время являются лицами, защищаемыми в соответствии с международным гуманитарным правом; серьезным нарушением права вооруженного конфликта являются военные преступления, совершенные в отношении таких лиц или их имущества.
Примечания.
- Маркитанты (нем. Marketender, от итал. Mercatante – торговец) – мелкие торговцы, сопровождавшие войска в походах в европейских армиях (особенно французской (фр. vivandières)). Маркитанты // Википедия. [2016–2016]. Дата обновления: 06.02.2016. URL: http://ru.wikipedia.org/?oldid=76270149.
- Francis lieber, instructions for the government of armies of the united states in the field (1863).
- Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны, 18 октября 1907 года. Положение о законах и обычаях сухопутной войны, ст. 13.
- Конвенция (III) об обращении с военнопленными. Женева, 12 августа 1949 года, ст. 4. А.
- Commentary of 1987 measures of protection for journalists, п. 3259.
- Дополнительный протокол к женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв международных вооружённых конфликтов (протокол I), ст. 79, п. 1.
- Там же, ст. 50, п. 1.
- Там же, ст. 75, п. 1–4.
- Commentary of 1987 measures of protection for journalists, п. 3260.
- Prosecutor v. Strugar, Case No, IT-01-42-A, Appeals Chamber Judgment, (International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia. July 17, 2008), п. 177. URL: http://www.icty.org/x/cases/strugar/acjug/en/080717.pdf.
- HCJ 769/02 The Public Committee Against Torture in Israel v. The Government of Israel, [2006] (Isr.), п. 37. URL: http://elyon1.court.gov.il/Files_ENG/02/690/007/A34/02007690.A34.pdf.
- ICRC, Interpretive Guidance on the Notion of Direct Participation in Hostilities under International Humanitarian Law, at 1002 (Feb. 26, 2009), part 1, II.
- Там же, part 1, V.
- Final Report to the Prosecutor by the Committee Established to Review the NATO Bombing Campaign Against the Federal Republic of Yugoslavia, п. 47. URL: http://www.icty.org/en/press/final-report-prosecutor-committee-established-review-nato-bombing-campaign-against-federal.