Вооруженное нападение

В соответствии со статьей 51 Устава ООН «вооруженное нападение» является единственным правомерным основанием для обращения к праву на самооборону. В решении по существу дела, касающегося военной и военизированных действий в Никарагуа и против Никарагуа (Никарагуа против США) («Дело Никарагуа») Международный Суд (МС), однако, указал, что «понятие ‘вооруженное нападение’, которое, если факт его совершения будет установлен, приводит в действие ‘неотъемлемое право’ на применение силы в порядке самообороны, не предусмотрено в Уставе ООН и не является частью договорного права» (Дело Никарагуа, п. 176). Данное утверждение было одним из звеньев в цепочке аргументов, выстроенной Судом, чтобы показать, что статья 51 Устава ООН фактически ссылается на действующие нормы международного обычного права. Таким образом, правовое содержание термина «вооруженное нападение» должно определяться в соответствии с обычным правом. Хотя Суд отметил, что «области, регулируемые двумя источниками права [т. е. Уставом ООН и обычным правом], не совпадают в точности, а нормы не имеют одного и того же правового содержания», тем не менее, ниже в своем решении он подтверждает, что «к настоящему времени, судя по всему, достигнуто общее соглашение относительно характера действий, которые могут расцениваться как вооруженные нападения» (Дело Никарагуа, п. 195).

Для иллюстрации соглашения Суд привел описание определения акта агрессии, содержащееся в ст. 3.g, прилагаемого к Резолюции 3314 (XXIX), принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1974 году. Учитывая, что во французском тексте статьи 51 Устава ООН для обозначения «вооруженного нападения» используется термин «agression armée», некоторые ученые утверждают, что «вооруженное нападение» является подкатегорией «акта агрессии». Но это мнение не разделяется большинством (Alexandrov 105-7; Constantinou 60-2). Поскольку, с учетом предположения Суда, в отношении действий, которые представляют собой вооруженные нападения не существует консенсуса, по крайней мере до тех пор, пока Совет Безопасности принимает меры, необходимые для восстановления мира, государства, участвующие в процессе самообороны, должны самостоятельно решать, совершено ли вооруженное нападение (Alexandrov 98).

Однако необходимо учитывать, что оба решения по Делу Никарагуа (1984 и 1986 года) отражают правовую позицию Суда на момент вынесения судебных решений. В наше время она может быть иной. Отправной точкой в рассуждениях Суда был акцент на обычном характере применимого международного права, а обычай – это динамичная форма права, подлежащая модификации путем изменения opinio iuris, подтвержденного соответствующей практикой государств. Следовательно, для понимания современной правовой позиции необходимо рассмотреть ее применение в течение последних десятилетий с учетом ее возможного развития.

Слова «… если произойдет вооруженное нападение …» указывают на то, что событие, к которому они относятся, только что произошло или происходит в настоящее время. Однако было бы нереалистично ожидать, что государство, обнаружив подготовку крупномасштабного нападения, останется сидеть сложа руки. Но также очевидно, что государство может камуфлировать под предлогом превентивной защиты от неминуемого нападения свои собственные агрессивные цели против другого государства либо честно ошибаться, расценивая военную операцию со стороны соседнего государства, например военные маневры вблизи своей границы, как подготовку к нападению. В остальном мнение большинства все же допускает, что при наличии объективно подтвержденных фактов, свидетельствующих о неизбежности вооруженного нападения, статья 51 Устава ООН может быть задействована (Constantinou 1 12-15; Duffy 156-7). Обычно в качестве примера ситуации, когда упреждающая самооборона правомерна, упоминается нападение Японии на Перл-Харбор (Dinstein [2005] 190-1). Законность подобной упреждающей самообороны была подтверждена Группой высокого уровня ООН по угрозам, вызовам и изменениям в 2004 году. В настоящее время считается, что слово «произойдет» включает в себя также очевидную неизбежность, но не включает лишь угрозу возможного нападения в какой-то момент в будущем (Bothc 229, 231-2).

Вооруженное нападение со стороны государства.

Можно с уверенностью предположить – хотя вводные слова статьи 51 Устава ООН «… если произойдет вооруженное нападение» не отражают этого – что составители рассматривали возможность нападения исключительно со стороны государств и правительств, поскольку в те времена только у них были вооруженные силы, способные совершить вооруженное нападение. МС по-прежнему продолжает придерживаться подобной точки зрения, как и некоторые ученые (Brownlie 244-5), хотя трудно себе представить, что «неотъемлемое» право должно защищать только от определенного типа противников (Schwebel 482).

В течение последующих после основания ООН десятилетий нападения со стороны нерегулярных сил участились, и МС отреагировал на такое развитие событий в своем решении по Делу Никарагуа, принятом в 1986 году. Заимствования из права ответственности государств и определения агрессии послужили основанием для расширения термина «нападавший», включив положение «засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп, нерегулярных сил или наемников» в перечень актов, которые могли бы расцениваться в качестве вооруженного нападения в смысле статьи 51 Устава ООН (Дело Никарагуа, п. 195). По мнению Суда, ответственность за подобное нападение возлагается на «засылающее» государство, если последнее в состоянии осуществлять «эффективный» контроль над ним (Дело Никарагуа, пп. 109, 115). Данная точка зрения была оспорена Апелляционной камерой МТБЮ в деле Тадича, которая посчитала, что достаточно и «общего» контроля (Обвинитель против Тадича, п. 145).

В решении по Делу Никарагуа основное внимание уделялось «масштабам и последствиям» вооруженного нападения, чтобы провести различие между ним и «простым пограничным инцидентом» (Дело Никарагуа, п. 195). Подобные критерии могут быть пригодными для будущей оценки вооруженного нападения в ходе судебного разбирательства, но не совсем подходят в качестве оперативного руководства для атакованного государства в начале нападения, когда бывает трудно понять, что именно происходит. Но направление мыслей Суда вполне логично: изолированный незначительный инцидент не представляет угрозу безопасности государства и не должен квалифицироваться как вооруженное нападение в соответствии со статьей 51 Устава ООН. Однако спустя десятилетия, располагая большим объемом эмпирических данных, Суд в Деле о нефтяных платформах (Иран против США) задался вопросом: можно ли ряд мелких нападений рассматривать как вооруженное нападение в смысле статьи 51 Устава ООН (Дело о нефтяных платформах, п. 64). Несмотря на то, что в данном деле Суд не нашел для этого оснований, важно отметить, что такое решение не было связано с недостаточно убедительным мнением ученых (Wandscher 170-2), двусмысленной государственной практикой (Ruys 174) и давним отказом Совета Безопасности принять на вооружение теорию «накопления событий» (Oellers-Frahm 510).

Судебное решение по Делу Никарагуа добавило еще один аспект к оценке, отделяя «самые тяжкие виды применения силы (представляющие собой вооруженное нападение) от других менее тяжких видов» (п. 191). Й. Динштейн, комментируя это, справедливо заметил, что Суд не смог определить, какой порог применения силы должен квалифицироваться как вооруженное нападение, и заключил: «Разумеется, нет причин для исключения мелкомасштабных вооруженных нападений из категории вооруженных нападений» (Dinstein [2005] 195). Кроме того, неясно, не является ли различие просто еще одним аспектом критерия «масштаб и последствия», упомянутого выше. Выдержка из Дела о нефтяных платформах свидетельствует об этом. Поскольку в данном деле Суд установил, что вооруженные нападения меньшей тяжести, даже когда они были совершены вооруженными силами государства, не могут оправдать применение силы в порядке самообороны (Дело о нефтяных платформах, п 51). Это делает идею Суда об использовании силы в ответ на нападение, совершенное в «менее тяжкой форме», своего рода загадкой. В ответе Суда по Делу Никарагуа говорится о том, что применение силы, хотя и не допускается в качестве самообороны, но разрешается в качестве контрмеры. Такое различие может показаться довольно искусственным, но имеет важное значение, поскольку исключает возможность проведения коллективных действий (Дело Никарагуа, п. 210). Однако по непонятной причине Суд, низлагая собственные аргументы, добавил предложение о том, что сторонняя силовая помощь может быть оправдана «в порядке осуществления какого-либо права, аналогичного праву на самооборону» (там же). Таким образом, Суд косвенно признал правомерность использования силы вне системы Устава ООН (Oellers-Frahm 508).

В решении по Делу о нефтяных платформах было названо еще одно требование необходимое для того, чтобы нападение можно было квалифицировать в качестве вооруженного нападения в смысле статьи 51 Устава ООН. Суд пришел к заключению, что нападение должно производится с «конкретным намерением причинить ущерб» (Дело о нефтяных платформах, п. 64). Ссылка на «намерение», судя по всему, заимствована Судом из внутригосударственного уголовного права. Но мотив атакующего может быть установлен только в ходе судебных разбирательств. Определение мотивов свойственно внутренней правовой системе, где подобная процедура является обязательной. Эпизодические судебные разбирательства в рамках нынешней международной системы не могут гарантировать, что намерение причинить ущерб, станет условием неправомерности применения норм, которые, как правило, применяются государствами без обращения в суд. Как жертва может раскрыть мотив атакующего в таких обстоятельствах? Если нет четких доказательств обратного (Ruys 167), можно предположить, что нападение само по себе является неопровержимым доказательством наличия вредных намерений (Constantinou 62).

А. Константину (Constantinou 64) всесторонне обобщила элементы, удовлетворяющие условиям «масштаба и эффекта». Она заявляет: «… вооруженное нападение представляет собой действие или начало ряда действий вооруженных сил, значительных по своему объему и интенсивности (т. е. масштабу), следствием которых (т.е. последствием) является причинение существенного ущерба важным элементам государства, а именно, его народу, экономической инфраструктуре и системе безопасности, разрушение компонентов его правительственной власти, то есть его политической независимости, а также нанесение ущерба или захват его физического элемента, а именно его территории» и, кроме того, добавляет: «использование силы против основных промышленных и экономических ресурсов государства для причинения существенного вреда его экономики …». В целом, представляется, что независимо от разногласий относительно уровня применения силы, или по поводу количественной оценки жертв и разрушений, или в отношении   намерений, вооруженное нападение, даже если оно состоит из одного инцидента, которое привело к гибели большого количества людей и масштабному уничтожение имущества, имеет достаточные основания, чтобы считаться «вооруженным нападением» в смысле статьи 51 Устава ООН.

Основываясь на уровне знаний и опыта 1945 года, можно предположить, что составители статьи 51 Устава ООН думал о «вооруженном» нападении в общепринятых военных терминах, что означает использование стандартного вооружения Второй мировой войны, возможно с добавлением немецких ракет Фау-2 и ядерных бомб. Данная ситуация не изменилось и к 1956 году, когда в Специальном комитете ООН по вопросу об определении агрессии обсуждалось, в частности, определение «вооруженного нападения». Только в 1961 году Я. Браунли предложил дополнительное изучить вопрос о бактериологическом, биологическом и химическом оружие, поскольку они «применяются для уничтожения жизни и имущества» (Brownlie 255-6).

Продолжающееся развитие технологии вооружения затрудняет определение того, когда вооруженное нападение начинается или когда оно может считаться неизбежным (Gray 108). Сомнительно, адекватна ли существующая концепция очевидной неизбежности и, следовательно, допустимости упреждающего перехвата, нападению с применением оружия массового уничтожения («ОМУ»), особенно когда оно доставляется с помощью баллистических ракет, поскольку у подобного нападения есть отличительная особенность: оно наносит урон всему государству, уничтожая его способность защищаться, если своевременно не будет блокировано. Нежелание Международного Суда в Консультативном заключении по ядерному оружию четко высказаться относительно правомерности использования ядерного оружия в целях самообороны показывает насколько амбивалентны современные юридические суждения насчет применения или защиты от ОМУ (Законность угрозы ядерным оружием или его применения. Консультативное заключение Международного Суда. 1996. П. 97).

Недавние события продемонстрировали еще один способ нападения. Атака компьютерной сети (Computer Network Attack, CNA) — это действия, совершенные с помощью компьютерных сетей для повреждения, разрушения или уничтожения информации, находящейся в компьютерах или компьютерных сетях, или самих компьютеров и сетей (Harrison Dinniss 4). Вирусы, сетевые черви, трояны и подобные вредоносные программы уничтожают или изменяют данные и программные коды, в то время как атаки типа «отказ в обслуживании» (Denial of Service, DoS) посылают на интернет-сайт, сервер или маршрутизатор запросов больше, чем он в состоянии обрабатывать, тем самым вызывая сбои в его работе. CNA может быть предпринята либо как сопровождение обычного (кинетического) вооруженного нападения, либо автономно. Если автономная CNA имеет «масштаб и последствия» сопоставимые с теми, которые Международный Суд назвал условиями вооруженного нападения, основываясь на выводах дискуссий, последовавших после события «9/11», относительно определения «оружия», подобную атаку можно расценивать как «вооруженное нападение» в смысле статьи 51 Устава ООН. Дополнительный вопрос о том, может ли устройство, которое причиняет ущерб только косвенно (например, путем отключения компьютерной системы, управляющей электрической сетью района), инициировать «вооруженное нападение», уже решен в связи с признанием бактериологического, биологического или химического оружия (см. выше). Однако, поскольку современная технология не позволяет идентифицировать источники CNA с высокой достоверностью, сомнительно, что применение силы в порядке самообороны было бы правомерным. Более того, мнения специалистов по поводу допустимой защитой от автономной CNA разделились: некоторые из сторон выступают за ограничение мер в натуральной форме (Roscini 120), в то время как другие считают, что ответные действия с применением обычного вооружения законны (Schmitt 928).

Вооруженное нападение со стороны негосударственных субъектов.

После инцидента «9/11» вопрос о том, может ли террористическое нападение такого масштаба квалифицироваться как «вооруженное нападение» в смысле статьи 51 Устава ООН, стал предметом горячих споров. МС поддерживает позицию, выраженную в решении по делу Никарагуа, согласно которой «вооруженным нападением» могут считаться только деяния, приписываемые государству. Он вновь подтвердил свое мнение в Консультативном заключении по поводу израильской стены (Правовые последствия возведения стены на оккупированной палестинской территории, п. 139) и в Деле о вооруженных действиях на территории Конго (Демократическая Республика Конго против Уганды) (Дело о вооруженной деятельность на территории Конго, п. 146 и 160). Но, как замечает Т. Райс (Ruys 473), «он сделал это довольно запутанным образом, что только усугубляет юридическую неопределенность». Поэтому неудивительно, что некоторые судьи оспаривали мнение большинства и приложили соответствующие заявления или отдельные мнения к Консультативному заключению по поводу израильской стены (судьи Бюргенталь, Хиггинс и Койманс) и к решению по делу Конго против Уганды (судьи Койманс и Симма). Судья Симма отметил по этому поводу: «Такое ограниченное чтение статьи 51 вполне могло бы отражать состояние, а точнее преобладающее толкование международного права, касающегося самообороны, в течение длительного времени. Однако в свете более поздних изменений не только в практике государств, но и в отношении сопутствующего opinio juris, его следует срочно пересмотреть и Суду» (Конго против Уганды. Отдельное мнение судьи Симмы, п. 11).

Рассматривать международных террористов в качестве инициаторов «вооруженного нападения» в смысле статьи 51 Устава ООН затруднительно в связи с отсутствием у них международной правосубъектности и собственной территории в смысле международного права. Не существует общепринятого определения международного терроризма и его действий (Duffy 18-46). Террористические акты, совершенные до 11 сентября, не связывались со статьей 51 Устава ООН. Однако после инцидента «9/11» ситуация коренным образом изменилась. Никогда ранее акты такого масштаба не планировалась и не осуществлялась террористической организацией, действующей во всем мире, имеющей во многих странах «спящих» членов и способной призвать их для конкретной операции, управляемой из неизвестно где расположенной штаб-квартиры, общаясь со своими членами через Интернет. Из того немногого, что известно о международных террористических организациях, можно сделать вывод, что они действуют как свободная сеть ячеек с горизонтальной, а не вертикальной структурой. У них нет собственной территории, но они действуют с территории одного или нескольких государств.

Независимо от того, нарушает ли государство-размещения свои обязательства по международному праву, описанные МС в Деле о проливе Корфу как «обязанность каждого государства заведомо не позволять использовать свою территории для совершения действий, противоречащих правам других государств» (Дело о проливе Корфу, 22) и вновь подтвержденное в деле Конго против Уганды (п. 162), данный вопрос в конечном итоге должен решаться в соответствии с правом ответственности государств (Dinstein [2005] 206). Иногда, когда государство-размещения не желало или не могло предотвратить трансграничные нападения, потерпевшее государство рассматривало их как «вооруженное нападение» в смысле статьи 51 Устава ООН, гарантирующий право на самооборону (Bothe 233), но соответствующая практика государства противоречива (Ruys 455, 486-7). В любом случае чисто превентивные меры исключены (Dinstein [2005] 208).

Инцидент «9/11», принятый как парадигматический случай террористического «вооруженного нападения», несомненно, имел размер и интенсивность, а, следовательно, масштаб, соответствующий согласно решению МС по Делу Никарагуа квалификации в качестве вооруженного нападения в смысле статьи 51 Устава ООН. Но у него также были свои отличительные особенности. Несмотря на то, что нет никаких сомнений в гибели большого количества гражданских лиц и уничтожении гражданских объектов, цель нападения и способ его осуществления делают инцидент «9/11» отличным от межгосударственного нападения.

Вооруженные нападения со стороны государства направлены на достижение определенных стратегических, политических или экономических целей. Террористические нападения преследуют идеологические цели – посеять страх и продемонстрировать уязвимость системы безопасности государства-жертвы. Террористы, принимающие участие в нападении, могут быть готовы или даже намерены расстаться с собственной жизнью. Поскольку нападение сопровождается гибелью террористов, самооборона stricto sensu невозможна. Если атакованное государство пытается уничтожить лиц или организации, стоящие за нападением, это будет скорее актом самопомощи, нежели самообороны.

Критерии для оружия, позволяющие квалифицировать террористическое нападение как «вооруженное» в смысле статьи 51 Устава ООН, не отличаются от применяемых к межгосударственным нападениям. Но как насчет гражданских авиалайнеров? Они использовались в нападениях 11 сентября для уничтожения человеческих жизней и имущества и имели тот же эффект, что и традиционные бомбы или ракеты. Поэтому представляется правильнее считать устройство оружием не по его названию или нормативному использованию, а в соответствии с намерением, с которым оно было применено, и последствиями такого применения. Таким образом, если применение любого устройства или количества устройств (в том числе CNA), привело к большому числу человеческих жертв и/или масштабному уничтожению имущества, условие для квалификации нападения как «вооруженного» должно считаться выполненным.

Заключение.

Что касается вооруженных нападений со стороны государств, то толкование статьи 51 Устава ООН было детально проработано в академических трудах и дополнительно конкретизировано в суждениях и мнениях Международного Суда. Могут потребоваться отдельные уточнения, чтобы различия между актами нападения, дающими право на самооборону, стали более точными, а ответственность государств, более прозрачной. Однако следует уделить более пристальное внимание нападениям с применением ОМУ и компьютерных сетей в качестве инструментов нападения, поскольку технический прогресс увеличивает вероятность их использования в будущем. Правовая оценка нападений со стороны негосударственных субъектов по-прежнему вызывает споры. Даже если столь крупномасштабное нападение, такое как «9/11», было пока один раз, в будущем оно может снова повториться, поэтому необходимо прийти к международному консенсусу по данному вопросу.

Литература.

I. Brownlie. “The Use of Force in Self-Defence’ (1961) 37 BYII. 183-268.
S. M. Schwebel. ‘Aggression, Intervention and Self-Defence in Modern International Law’ (1972) 136 RdC 411-98.
S. A. Alexandrov. Self-Defence Against the Use of Force in International Law (Kluwer The Hague 1996).
M. N. Schmitt. ‘Computer Network Attacks and the Use of Force in International Law: Thoughts on a Normative Framework’ (1999) 37 Columbia J Transnational Law 885-937.
A. Constantinou. The Right of Self-Defence under Customary International Law and Article 51 ofthe UN Charter (Sakkoulas Athenes 2000).
Y. Dinstein. ‘Computer Network Attacks and Self-Defence’ in MN Schmitt and BT O’Donnell (eds) Computer Network Attack and International Law (Naval War College Newport 2002) 96-105.
S. D. Murphy. ‘Terrorism and the Concept of “Armed Attack” in Article 51 of the UN Charter’ (2002) 43 HarvardlLJ 41-52. M Bothe ‘Terrorism and the Legality of Pre-emptive Force’ (2003) 14 EJIL 227-40.
C. Gray. International Law and the Use of Force (OUP Oxford 2nd edn 2004).
T. Bruha and C. J. lams. ‘Self-Defence Against Terrorist Attacks: Considerations in cbe Light of the ICJ’s “Israeli Wall” Opinion’ in K Dickc and others (eds) Weltinnenrecht: Liber amicorum Jost Delbriick (Duncker & Humblot Berlin 2005) 85-100.
Y. Dinstein. War, Aggression and Self-Defence (4th edn CUP Cambridge 2005).
H. Duffy. The ‘War on Terror’ and the Framework of International Law (CUP Cambridge 2005).
K. Oellers-Frahm. ‘The International Court of Justice and Article 51 of the Charter’ in K Dicke and others (eds) Weltinnenrecht: Liber amicorum Jost Delbriick (Duncker & Humblot Berlin 2005) 503-18.
M. Scholz. Staatliches Selbstverteidigungsrecht gegen terroristische Gewalt (Duncker &C Humblot Berlin 2006).
C. Wandschcr. Iniernationaler Terrorisrnus und Selbstverteidigungsrecht (Duncker & Humblot Berlin 2006).
M. Roscini. ‘World Wide Warfare: Jus ad Bellum and the Use of Cyber Force’ (2010) 14 Max Planck YUNL 85-130.
T. Ruys. ‘Armed Attack’ and Article 51 of the UN Charter: Evolutions in Customary Law and Practice (CUP Cambridge 2010).
K. Zemanek. ‘Responses to a Terrorist Attack-A Clarification of Issues’ (2010) 15 ARIEL 199-226.
H. Harrison Dinniss. Cyber Warfare and the Laws of War (CUP Cambridge 2013).

Автор: Karl Zemanek. Опубликовано: Armed Attack // The Law of Armed Conflict and the Use of Force: The Max Planck Encyclopedia of Public International Law. Oxford University Press, 2017. C. 26–31.