Гуго Гроций (1583-1645)

Гуго Гроций известен в наши дни главным образом как правовед, в частности, в сфере правовой и политической философии и прежде всего в сфере международного права. В свое время он имел гораздо большую известность не только за свою позицию в теологическом споре о роли церкви и государства, но в более широком плане, как выдающийся гражданин Respublica Literaria ¹. Кардинал Ришелье, несмотря на свою неприязнь, все же признавал его одним из трех величайших гуманистов своей эпохи и данная характеристика полностью подтверждается внушительным количеством сочинений в различных областях, далеко выходящих рамки правоведения, таких как классическая филология, историография и теология.

Его жизнь можно условно разделить на три периода: его молодость как одаренного классициста, юриста и растущего политика на своей родине Голландии до крутого падения вместе со своим наставником дипломатом Олденбарневелтом и осуждения к пожизненному заключению (1583-1618); его изгнание сначала в Париже (1621-31), а затем  после неудачных попыток вернуться на родину в Гамбурге (1632-34); и, наконец, его служба посолом Швеции при французском дворе (1635-45).

Главная работа, с которой связана его посмертная репутация, была написана в Париже вскоре после его побега из замка Лувестейн и опубликована в 1625 году. Озаглавленная De iure belli ac pacis («О праве войны и мира»), она принесла своему автору почетный титул «отца международного права». Хотя его исключительное отцовство иногда ставится под сомнение в пользу других вероятных предшественников, но всеми признается, что данный трактат сыграл ключевую роль в становлении международного права в качестве отдельной правовой дисциплины. Решающий вклад автора прежде всего видится в его новаторской концепции естественного права, освободившейся от теологических оков схоластики, которая полностью утратила свой авторитет с разрушением средневекового христианского мира. Эта концепция предоставляла нейтральную площадку, на которой враждующие конфессиональные стороны могли бы сойтись и договориться в поисках совместного пути к миру в самый разгар Тридцатилетней войны. Как предполагается, система Г. Гроция послужила в качестве теоретической модели так называемого Вестфальского мира, установленного вскоре после его кончины. Тем не менее, это представление скорее широко распространенный миф, вдохновленный преклонением перед героизмом и антиклерикализмом публики XIX века, который вряд ли может подтвердиться тщательным анализом самого текста шедевра Г. Гроция. В тексте не представлена новая «светская» концепция естественного права, не излагаются принципы современного международно-правового порядка.

Отстранение Бога от правовой вселенной входило в замыслы Г. Гроция не больше, чем в намерения испанских схоластов. Его описание естественного права в принципе соответствует концепции Франсиско Суареса. Если он заявляет, что право «справедливо в определенной степени, даже если Бог не существует», то говорит об этом только в виде гипотезы, чтобы подчеркнуть его внутреннюю справедливость, указывающую на его незыблемость даже в глазах Бога. Но Бог как создатель мира по-прежнему остается высшим легитимирующим авторитетом: наделив человека разумным и социальным началом, он не может не признавать обусловленные этим качества и не благоприятствовать вытекающим от сюда принципам. Взгляды Г. Гроция вне всякого сомнения признавали существование неписаного закона, присущего человеческой природе и, следовательно, обязательного для всего человечества, независимо от какого-либо позитивного установления, будь то человеческого или божественного характера. В этом заключается суть его знаменитой диатрибе против Карнеада и других «реалистов», которые как чистую иллюзию отвергали саму идею такого универсального естественного права, так как для них решительно все законы не следуют принципам справедливости, а продиктованы лишь целесообразностью для сильных мира сего.

При всем этом, Г. Гроций не отрицает человеческое волеустановление в качестве основы права, но ограничивает ее позитивным правом, которое черпает свою справедливость не от естественной причины, а «получает обязательную силу волею всех народов или
многих из них». Не принимая во внимание гражданское (то есть, внутригосударственное) право, ситуация с правом народов обстоит именно так, поскольку своим возникновением оно обязано добровольному согласию между государствами. Г. Гроций стал первым ученым после Франциско Суареса, переосмыслившим представление о классическом римском ius gentium как о собственно международном праве (вместо традиционного суждения как об единообразном внутригосударственном праве). Для обоих мыслителей своим существованием это право обязано людям, а не государствам как таковым, но вместо того, чтобы самостоятельно формировать законченную систему, оно состоит из отдельных правовых норм и институтов, которые дополняют самые общие принципы закона природы. Только оба ius naturae et gentium могут представлять собой сочетание близкое по смыслу тому международному праву, которое мы знаем, и в самом деле это сочетание можно найти в подзаголовке magnum opus Г. Гроция. Еще предстоит до конца разобраться, можно ли, благодаря своим характерным особенностям и общему духу работы, этот трактат рассматривать как научный труд по международному праву.

На первый взгляд само название подсказывает положительный ответ, хотя согласно ему можно предположить, что право мира будет иметь преимущество перед правом войны. Тем не менее, вполне показательный порядок слов, принятый Г. Гроцием для названия работы, на самом деле должен быть прочитан, не в свете классического международного права, начинающего в некоторой степени обретать свои черты, а с точки зрения давно признанной дисциплины права войны, конечной кульминацией которого является данный трактат. Ius belli формирует главную тему сочинения; ius pacis в нем фигурирует лишь как набор правил, регулирующих последствия войны.

Основная цель Г. Гроция было выяснить наличие высшего правового порядка, регулирующего военные действия: их начало, их ведение и их завершение. Общая структура его трактата соответствует схоластической теории справедливой войны. За два десятилетия до этого Г. Гроций, будучи молодым юристом, уже глубоко прорабатывал соответствующие материалы, при подготовке отдельной диссертации, написанной в защиту «дела о добыче» ² на службе голландской Ост-Индской компании. Отсюда и название De iure praedae commentaries («Комментарии о праве добычи») его первого исследования о праве войны, которое, за исключением одной главы, изданной в 1609 году под знаменитым заголовком Mare liberum («Свободное море»), до 1864 оставалось неопубликованным. Трактат, который он опубликовал двадцать лет спустя главным образом основан на значительном опыте полученным в период работы в адвокатуре и деятельности на ученом поприще. Г. Гроций снова возвращается и глубже развивает идею, лежащую в основе теории справедливой войны, признавая допустимость обращения к вооруженной силе лишь в качестве средства последней инстанции, когда обычные средства правовой защиты не доступны. Выражение «где нет возможности для правосудия, там возникает война», было его главной аксиомой, война подменяет действие закона при отсутствии компетентного судопроизводства. Основная проблема заключалась в установлении правомерных причин для начала военных действий. Одна из главных проблем Г. Гроция было провести аккуратную черту между надлежащими легальными основаниями и только пруденциальными или утилитарными мотивами для поднятия оружия. По этой причине им создается целая совокупность субстантивных прав в книге II, составляющей около половины всей работы. Она предстает в виде комплексной системы субъективных прав, предположительно присущих человеческим существам как таковым, поэтому любой человек независимо от обстоятельств потенциально уполномочен ими воспользоваться в случае противоправных деяний.

Хотя непосредственной функцией этой системы было исчерпывающее и безупречное определение, что может являться законными основаниями для войны, Г. Гроций придает ей более широкое значение и именно поэтому его последователи стали ее использовать в нескольких направлениях: прежде всего в частном праве, но также конституционном и уголовном праве и, конечно же, международном праве. Не в последнюю очередь даже у современного права прав человека можно найти в нем корни. Тем не менее, несмотря на свой потенциал, трактат Г. Гроция по существу остается все-таки обобщенной теорией справедливой войны. Вместо того, чтобы называть его международном правом (что совершенно верно по отношению к вышедшему в свет четверть века спустя трактату английского юриста Ричарда Зуша Ius feciale sive ius inter gentes), гораздо точнее его квалифицировать как право, регулирующие конфликты экстерриториального характера. Данная оценка, являющаяся простой попыткой постичь истинный дух произведения, ни в коем случае не умаляет саму работу, ставшую, несомненно, одним из наиболее значимых юридических памятников прошлого тысячелетия.

Примечания.

1. Respublica Literaria «республика ученых» — самопровозглашенного содружество мыслителей и литераторов, возникшее в Европы и Америки в конце XVII – начале XVIII века.
2. «Дело о добыче» разбиралось в Адмиралтейском суде Амстердама в 1604 г. Дело связано с захватом голландским адмиралом португальского судна «Санта Катарина» перевозившего груз китайского фарфора. Собственником судна была голландской Ост-Индской компании, а адмирал и экипаж были наемными работниками. Проблема, с которой столкнулось голландское правосудие, заключалась в вопросе, кто из трех претендентов на захваченное судно имеет законное право: руководство компании, акционеры или адмирал и его экипаж. Задача Г. Гроция как адвоката заключалась в обосновании законности захвата португальского судна и права компании на это судно. Следуя по стопам Франсиско де Витория, Г. Гроций находил оправдание захвата в принципах естественного права, в принципе справедливости, попранного, по его мнению, португальцами, что давало основание голландцам обратиться к силе. Решение суда было в пользу компании.